Рок в Сибири. Книга первая. Как я в это вляпался - Роман Неумоев

Тут члены комиссии решили конфиденциально посовещаться и Колю отпустили. Но в добрые и позитивные намерения Коли и его друзей так и не поверили и группу их постановили запретить.

ВОТ ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА ПЫТАЕШЬСЯ БОРОТЬСЯ ЗА ДОБРОЕ ДЕЛО НЕПОДХОДЯЩИМИ СРЕДСТВАМИ!

Так оно всё, на самом деле или не так, пусть спорят и доказывают ученые-культурологи. Я же могу только констатировать, что одновременно с началом у меня рокомании, как-то сам собой начал пропадать интерес к учёбе, снизился уровень ответственности перед окружающими и захотелось мне пить вино, гулять и веселиться. То есть, разлагающее влияние рок-музыки было налицо и лозунг «НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ в ШКОЛУ! ПЕЙТЕ, ДЕТИ КОКА-КОЛУ!» начал претворяться в моей жизни с нарастающей быстротой. Я начал «зависать» на каких-то развесёлых флэтах, где под эту самую рок-музыку, молодёжь моего возраста и постарше балдела 5, пилось вино и весело хохотали смазливые девчонки.

Юрка и тут, оказался куда покруче меня, ибо для развлечений о избрал не квартиры друзей, а ресторан «Русь», куда он стал наведываться в обществе братьев Паши и Андрюши Янковых.

Глава 7. Мальчики мажоры

Паша и Андрюша Янковы были персонажи, заслуживающие отдельного описания. Это были настоящие мальчики-мажоры, прославленные позже, как тип, в одноименной песне Юрия Шевчука, и в песне Бориса Гребенщикова «Мальчик Евграф». Они жили в доме напротив, что вырос рядом с нашим за то время, пока я жил «на северах» 1. Отец братьев Янковых был начальником одного из снабженческих трестов и имел прямой доступ на всяческие ОРСовские и УРСовские базы, где во времена «повального дефицита», всё отечественное начальство, с большим успехом от этого дефицита спасалось.

И вот, у этих-то мальчиков-мажоров, братьев Янковых, имелось всё то, о чем многие мои сверстники могли тогда только мечтать. И фирменные джинсы «Jordans», и японская бытовая техника, поступавшая на тюменские торговые базы по бартеру, и новенькие, порой даже нераспечатанные еще, импортные пластинки. Янков-старший своих сыновей, видимо шибко любил и отказа они не знали ни в чём. Положение Юрки Шаповалова было куда скромнее. И вот почему.

Был Щербина – была свинина…

Отец Юрия, хоть и был в те годы начальником не меньше любого Янкова, однако стремление его в высшие эшелоны власти, имело некоторые оборотные, и неприятные стороны. Оказывается, лучше было тогда, в те годы, в Тюмени быть начальником отраслевого треста, обеспечивающего нефтяные и газовые предприятия области каким-либо оборудованием, нежели начальником главка, а тем более представителем высшего аппарата партийной номенклатуры. Пирамида власти имеет некоторую особенность, заключающуюся в том, что чем выше ты подымаешься к вершине, тем более оказываешься на виду, и тем больше приходилось оглядываться на принципы партийной дисциплины, не допускавшие слишком уж злоупотреблять своими связями в системе снабжения. В конечном итоге, тут многое, если не всё, зависело от того, что за человек находится на самой вершине этой «властной пирамиды».

На вершине тюменской властной пирамиды находился тогда Геннадий Павлович Богомяков. Это был человек старой, коммунистической закалки, убежденный сторонник строгого соблюдения партийных норм жизни, ревнитель «морального кодекса коммуниста». Сам он своих детей никогда не баловал никакими импортными игрушками, считая, видимо, что это может их испортить и развратить. И правильно, кстати, считал. Поэтому-то они и выросли дельными, самостоятельными людьми, и полезными членами общества. И если бы таких строгих к моральным устоям партийных руководителей было большинство, то вполне возможно, советская партийная элита, еще долгие годы не выпустила бы рычагов управления из своих рук и даже горбачевская «перестройка» не повлекла бы падение власти КПСС. Но, как говорится, и Великий Рим погибает от роскоши.

О таких, как Г. П. Богомяков на Руси принято говорить: строгий мужик, но честный, крепкий хозяин. Уверен, что, даже планируя знаменитый своей пагубностью для природы Поворот Сибирских рек на юг 2, Геннадий Павлович действовал исходя не из личного, ретивого желания «поднимать природу на дыбы», а из соображений партийной дисциплины, можно сказать, по смирению своему перед высшим московским руководством ЦК партии.

Простой народ, впрочем, об этих свойствах высшего партийного начальства вряд ли подозревал. И работу первого секретаря тюменского обкома партии оценивал по-своему. В ходу был следующий памфлет.

«Был Щербина – была свинина,Стал Богомяков – лежат кости,А где же, мякоть?…»

Тюмень, при Щербине стояла на 1-й категории обеспечения. Это было связано с безусловной важностью для страны, освоения тюменской нефти. Но когда вслед за ним, пост первого секретаря тюменского обкома партии занял Богомяков, в ЦК, видимо, решили, что острота момента с «тюменской нефтянкой» 3 прошла. Основные месторождения разработаны, нефть стабильно поступает по трубопроводам, и процесс строительства нефтяной и газовой отрасти идет своим чередом. Поэтому, в результате ЦКовских интриг, руководству Свердловской области удалось перетащить право на 1-ю категорию обслуживания на свою область. На практике это означало, что отныне, не в Тюмень, а в Свердловск стали поступать лучшие колбасы и свинина с Украины, молоко и сметана из Прибалтики, и прочие отборные продукты стали наполнять прилавки уже не тюменских, а свердловских магазинов. Вот чем обернулось, в этом случае «богомяковское смирение перед высшим московским руководством». Да ладно! Это было не самое страшное. Гораздо страшнее стало жить после ухода Геннадия Павловича с политической арены, и вообще, из власти. Одним из первых, он приехал к Михаилу Горбачеву и заявил, что участие свое в гибельной, обреченной заранее на проигрыш перестроечной политике он не примет. Несколько часов пытался Горбачев уговорить Богомякова не уходить, называя его даже «предателем». Все уговоры были тщетны. Геннадий Павлович слишком ясно понимал, что начатые Горбачёвым «реформы», это начало конца…

Глава 8. Клёвая пластамасса, пацаны!

Наступила зима. Учёба шла своим чередом. Как еще один отличник школы №21, я, благодаря разлагающему влиянию рок-музыки не состоялся. Ибо, бывало, по неделе отсутствовал на занятиях, прикрываясь «липовыми» справками, и попросту пытаясь отоспаться после очередного «сейшена».

Как-то раз, Юрий сообщил мне, то круг возможных поставщиков новых, непрослушанных еще, или не переписанных на магнитофон, дисков может быть значительно расширен, если наведываться время от времени на тюменскую «менялу». «Меняла» это было место, где встречались тюменские коллекционеры «фирменной пластмассы» Они тогда собирались на ступеньках Тюменского училища искусств, в среду и субботу, с семи часов вечера, и так это, примерно, до восьми, до половины девятого. И такие места встреч пластиночных коллекционеров существовали во всех, практически, крупных городах страны.

У меня, как раз образовалась подходящая сумма денег, рублей этак шестьдесят. Юрий, который был для меня в этой области непререкаемым авторитетом, довольно быстро мне доказал, что на этакую сумму, мы с ним на «меняле» купим пластиночку, ну абсолютно «нулёвую». Может «URIAH HEEP», а может что-нибудь и покруче.

Вышли мы из дома в большом волнении и ожидании приятных музыкальных сюрпризов. Приехали к музучилищу. Там, на ступеньках уже толпится человек десять. У всех под мышками черные сумки, у некоторых пухлые портфели, а там, внутри – ОНИ, вожделенные пластинки в ярких, глянцевых конвертах.

* * *

Здесь придётся снова сделать отступление, и объяснить, что это было за такое, эти западные виниловые диски, и почему к ним был такой интерес. Ведь и советская фирма «МЕЛОДИЯ», и болгарский «БАЛКАНТОН», и чехословацкий «СУПРАФОН», и прочие там, ГДРовские и польские фирмы грамзаписи, давным-давно выпускали всеразличные виниловые диски. И помещали эти диски в картонные и бумажные конверты, и всяческий дизайн в их оформлении имел место. Однако же, ни хрена вся эта отечественная и «демократовская» [3] продукция на менялах нашей страны не стоила. Не котировалось всё это абсолютно. Тщетно пытались отдельные обладатели коллекций «демократовских» пластинок что-нибудь здесь поменять. Ответом им было молчаливое презрение.

Да, что и, говорить, отставали страны социалистического лагеря, а тем более грампластиночная промышленность СССР, по части качества винила и разнообразию дизайновых решений и внешних упаковок. Недопонимали у нас того, что еще в конце 60-х прочухали умные дяденьки-продьюсеры на Западе. Что сама пластинка, с фонограммой на ней записанной – это еще пол-дела. Не менее важно, как оформлен, с какой выдумкой и качеством картонный конверт, в который она вложена. То бишь вот этого, описанного у известного многим читателям моего опуса, Мирослава Немирова, принципа синкретического искусства, у нас и не понимали. Что альбом, пластинка – это произведение искусства на стыке направлений: поэзии, музыки, живописи, дизайна. То есть, то к чему стремились в начале века еще Чюрлёнис и Волошин, во второй половине 20-го века, на Западе было основательно осознано, и более того, поставлено на индустриальную основу.